Кори столл светская жизнь

Насколько «Карточный домик» изменил вашу жизнь?

В том, что касается профессии, полностью. Он изменил представление людей в индустрии о том, что я могу и чего не могу. Ну и слушайте, это такая крутая роль.

Но вы же работали с Вуди Алленом и до того, как снялись в «Карточном домике». Каково было снова с ним встретиться?

Гораздо менее нервно! Когда я впервые появился у него на площадке на «Полночи в Париже», вокруг было столько крутых актеров, все одеты в костюмы 1920-х годов… Тогда было очень страшно. Нужно ведь осознавать, что когда ты снимаешься у Вуди Аллена, это навсегда: про этот фильм не забудут, он останется в истории кино. И если ты напортачишь, то и твой провал тоже. Так что я немного переусердствовал с подготовкой. А когда работаешь с ним, то становится ясно, что от тебя требуется легкость и способность следовать за естественным развитием сцены, в каком направлении она бы ни пошла. То есть ты, конечно, можешь готовиться, но на площадке у Вуди тебе это не поможет.

Он известен тем, что не делает много дублей и съемочные дни на его фильмах рано заканчиваются.

О да. В том, что касается расписания, с ним работать легче, чем с кем бы то ни было. Он может за полдня быстренько отснять все сцены, и к трем часам дня ты уже дома. Но с другой стороны, у тебя нет что корректировать в своей игре от дубля к дублю. Когда вы начинаете снимать, ты понимаешь, что у тебя их будет максимум два-три. А может быть, вообще один, этот. И ты должен с ходу поймать такую театральную энергию спонтанности и сделать все круто с первой попытки. И при этом нужно же правильно сказать все реплики, ничего не перепутать, встать на все намеченные оператором точки, не запоров кадр. Обычно сделать все это и начать наконец звучать и выглядеть как живое существо актеру удается дубля с четвертого. У Вуди для тебя этого дубля не будет.

В фильме показана очень узнаваемая динамика отношений внутри еврейской семьи. Какая-то подготовка к роли была вами проделана в этом отношении?

Ха, ну моя собственная еврейская семья, наверное, не такая характерная, как та, что показана в фильме! Но у меня есть некоторый опыт в этом отношении. Бывал я в гостях, где хозяева друг друга постоянно перебивают, жестикулируют. Да, тут у меня за плечами – много лет подготовки.

А в том, что касается 30-х годов?

Да. Тут, правда, было не так очевидно, где копать, как в случае с «Полночью в Париже», где я, грубо говоря, мог просто читать «Праздник, который всегда с тобой» Хемингуэя (в «Полночи в Париже» Кори Столл играл Хемингуэя.– Прим. GQ) и другие книги об этом периоде – там материала не на одну диссертацию хватит. Здесь же я играю вымышленного персонажа, поэтому читал об эпохе в целом, пересмотрел какое-то количество гангстерских фильмов. Еще, кстати, есть отличная книга, называется «Крутые евреи» (Tough Jews: Fathers, Sons and Gangster Dreams. – Прим. GQ), про евреев-гангстеров. Мы когда говорим о гангстерах, чаще всего вспоминаем коза ностра, итальянскую мафию – она самая известная. Но люди забывают о роли евреев в организованной преступности начала XX века. Это даже звучит почти что парадоксально: «еврейские гангстеры». И тем не менее это была важнейшая часть еврейского опыта.

Вы упомянули свою семью. Они не актеры?

Не, юристы и преподаватели.

Кто тогда привел вас в профессию?

Моя бабушка по папиной линии была скульптором. Замечательным художником, человеком искусства. А бабушка с маминой стороны обожала театр, она очень много водила меня в театр в детстве. Думаю, это все и определило.

Изменился ли Вуди с тех пор, как вы работали над «Полночью в Париже»? Или Вуди – это всегда Вуди?

Хм, изменился ли он. Да, думаю, в этот раз у него не было джетлага, потому что мы в Нью-Йорке снимали. И вообще расписание было полегче. Он, по-моему, не очень любит снимать по ночам, а когда фильм называется «Полночь в Париже», без этого довольно трудно обойтись. И снимали мы летом, так что темнело не раньше половины одиннадцатого. Поэтому у нас было несколько довольно дерганых съемочных ночей. В остальном он все тот же. Очень уверенный в том, чего хочет. В этот раз он впервые снимал не на пленку, а на цифру. Но и это никак, мне кажется, его дополнительно не нервировало.

Кадр из фильма «Полночь в Париже»

А любимый фильм Вуди Аллена у вас какой?

«Энни Холл». Идеальный фильм. Там есть сочетание комедии и глубокого чувства. Знаете, мой любимый драматург – Чехов. В его пьесах много еле заметных, мгновенных переходов от смешного к трагическому. Герой может рассказывать о том, как он несчастен, и при этом смеяться. Я очень это люблю. Там есть ирония, но нет отстранения, цинизма, понимаете? Ирония и вместе с тем глубокая эмоция.

Так, ну теперь я не могу не попросить вас еще рассказать про отношения с Чеховым. Самая важная для вас пьеса?

Ха. Ну мне сложно выбрать. Думаю, все главные его четыре пьесы – потрясающие. Вообще я думаю, что Чехов – лучший актерский драматург. Ты можешь спектакль за спектаклем играть одну и ту же сцену совершенно по-разному. Каким-то образом ему удавалось писать очень точные, очень реалистичные и конкретные сцены и при этом делать их такими человечными, что они оставляют бесконечное пространство для трактовки. В этом для меня особенность Чехова: он умел уловить дыхание человеческой слабости и надежды. Все его герои стремятся к чему-то лучшему, но все они блистательно, прекрасно слабы.

Вы же только что в фильме по «Чайке» играли, да?

Да. С Сиршей Ронан и Аннетт Бенинг. Правда, все было слишком быстро. Часть удовольствия от работы с чеховским материалом – это репетиция, а у нас такой роскоши не было. Как и у Шекспира, в пьесах Чехова с каждым подходом к материалу тебе открывается что-то новое, ты погружаешься все глубже и глубже. Поэтому когда ты вынужден торопиться – это очень обидно: ты знаешь, что через неделю был бы лучше подготовлен и твоя игра была бы интереснее. Но мне пришлось уговорить себя, что я не играю в спектакле по Чехову, что мы снимаем фильм и не можем позволить себе такого уровня погружения, как в театре. Но если фильм получился – я его еще не видел, – это потому, что мы стремились к спонтанности.

Кори Столл в Каннах, 2016

А вам вообще в кино или на телевидении комфортнее?

Это очень зависит от проекта. Бывает, что у тебя в кино нет достаточного кличества времени, чтобы как следует подготовить сцену, а на телике – есть. А бывает наоборот. Главное различие для меня в том, что на телевидении, как правило, есть возможность последовательно показать развитие персонажа. В кино – у тебя часто всего несколько сцен, чтобы дать зрителю представление о своем герое. И тебе, хочешь не хочешь, нужно в них уложиться. Вот сцена, из которой понятно, как мой герой разговаривает со своим сыном. А вот сцена, из которой понятно, как он реагирует на плохие новости. Поэтому в кино иногда приходится немного пережимать, чтобы зритель наверняка понял, что ты хочешь сказать. На телевидении можно в большей степени работать на нюансах.

Работа на ТВ еще ведь значительно больше времени занимает.

Да уж. И если ты не кто-то чрезвычайно могущественный и известный, то тот или иной проект тебя ждать не будет. Ты либо свободен и можешь сниматься, либо нет. А с телевидением ты чаще всего занят. Конечно, лучше быть трудоустроенным, чем нет, но с постоянной работой на ТВ от многого приходится отказываться. Хотя я отдаю себе отчет в том, что это сейчас звучит как проблема первого мира!

Вас режиссеры часто парики носить заставляют, не бесит?

По-разному! Дело в том, что вот это (Столл показывает на свою совершенно лысую голову ) не требует большого ухода и обычно позволяет мне проводить ровно пять минут на гриме. Но это очень определенный лук, а если кино историческое, то он становится еще определеннее. Парик же позволяет не ограничивать себя. Так что я считаю: почему нет, парик – это отличный способ создать персонажа.

Была какая-то дискуссия по поводу парика героя «Светской жизни»?

Да, была. Правда, она в основном не выходила за пределы головы Вуди. (Смеется.) Меня не спрашивали.

Фото: Getty Images

Часто проверяете почту? Пусть там будет что-то интересное от нас.