Девочка умерла от кори

Трехлетняя Лара Аккуш лежит в кровати в берлинской клинике им. Вирхова. Теперь она может только дышать, питание она получает через зонд. Еще в начале этого года маленькая Лара была полна жизни, но теперь она умирает и ни один врач в мире не может ее спасти.

«Сначала она перестала ходить, потом сидеть, затем и говорить. Болезнь съедает ее мозг. Когда-то, возможно, завтра, а возможно через год она впадет в кому или заболеет смертельным для нее воспалением легких», говорит тетя девочки Виолетта Аккуш.

Мать девочки, ливанка, родившаяся в Берлине, постоянно с Ларой. Дочери, 32-летней Ханны, трехмесячная Ланис и четырехлетняя Ларин, дают ей силы верить в будущее. С начала Рамадана Ханна носит платок, она верит, что ее молитвы будут услышаны.

Лара страдает от подострого склерозирующего панэнцефалита, который возник вследствие кори. Это заболевание встречается у одного человека из 3300 людей, которые в младенчестве переболели корью, и может проявиться даже через 27 лет с момента инфицирования.

Лара была привита от кори, но заразилась в период с шести (до этого времени для ребенка еще действует иммунитет матери) до 11-ти месяцев (прививку от кори можно делать после 11-ти месяцев).

Лара, ее мать и репортер. Источник: bild.de

Пока Лара еще могла говорить, она часто звала папу, однако ее отец в другой стране, и если у него не изменится ситуация с документами, он так и не сможет увидеть дочь до того, как она умрет. Лара не может поехать в Ливан, так как там не будет получать медикаменты, которые продлевают ее жизнь. Дело в том, 27-летний Хуссейн Аккуш живет в Ливане, и ему не дают визу, в объяснении к отказу указано, что он «представляет опасность для внутренней безопасности», об этом свидетельствует информация органов государственной безопасности. Однако в чем именно подозревают Хуссейна, не сообщается.

Лара со своим отцом. Источник: bild.de

Семья не знает, в чем обвиняют Хуссейна. Родственники полагают, что произошла ошибка: «Наш Хуссейн ничего не нарушал. У него все в Ливане, поэтому у него нет причин быть в Германии, кроме как попрощаться с дочерью. Наш адвокат узнал, что есть 12 человек по имени Хуссейн Аккуш такого же возраста, которые официально находятся в Германии. Возможно, один из них что-то совершил». На запрос корреспондентов Bild МИД ответило, что перепутать информацию не могли, так как указаны отпечатки пальцев и дата рождения Хуссейна.

Семья всячески пытается привлечь внимание к своей проблеме, поэтому рассказывает о ней в сети, в Instagram-аккаунте @lara_akkouche.

Ханна и Хуссейн познакомились в 2012 году, тогда мужчина подал заявление на предоставление убежища. Он жил у брата в Берлине, Ханна со своими родителями в соседней квартире. Между ней и Хуссейном возникли чувства, они поженились. Когда у пары уже появилась первая дочь и Ханна забеременела Ларой, они решили переехать в Ливан, Хуссейн не мог получить убежище в Германии, не мог найти легальную работу и жилье в Берлине. Его шестеро братьев собрали деньги, построили для него дом в Ливане и дали средства на то, чтобы Хуссейн начал вести бизнес по продаже одежды.

Источник: bild.de

Ханна в это время ездила каждые шесть месяце из Бейрута в Берлин, чтобы не терять связь с родителями и не ставить под угрозу свое право на пребывание в Германии. В начале этого года во время поездки в Берлин у Лары появился странный тик, ее обследовали и поставили диагноз подострый склерозирующий панэнцефалит. Сначала никто не думал об этом заболевании, так как девочка была привита, в младенчестве корь у Лары не заметили, поэтому сперва о том, что речь идет о последствиях кори, никто не подумал. Теперь она медленно умирает в своей палате в ожидании отца.

Это также будет Вам интересно:

• Корь в Германии: где живет больше всего инфицированных
• Министр здравоохранения хочет штрафовать противников вакцинации от кори на сумму до €2500
• Ангелина умрет из-за того, что не была привита от кори

В истории русского балета ХХ века есть ряд трагических судеб. К ним относятся и две судьбы молодых русских танцовщиц, погибших даже не в расцвете лет, а не успев расцвести: в 1924 году утонула при невыясненных обстоятельствах Лидия Иванова, в 1967 году умерла ученица Ленинградского хореографического училища имени А.Я. Вагановой Валентина Симукова, на которую уже в школе смотрели как на будущую звезду русского балета.

Официальный диагноз был: корь. Корь! Детская болезнь, которую тогда уже лечили. Так что же случилось с Валей Симуковой? Симукова должна была бы принадлежать к тому «звездному» поколению танцовщиков, которые пришли на сцену в конце 50-х — начале 60-х годов в период краткого (и насильственно прерванного) расцвета ленинградского балета: Алла Сизова, Наталья Макарова, Юрий Соловьев, Никита Долгушин, Рудольф Нуреев, Вадим Гуляев, Михаил Барышников. Талант почти всех этих танцовщиков на сцене Кировского театра не достиг своего полного расцвета. Мы не знаем, как сложилась бы судьба Симуковой, поскольку судьба этой девочки собственно даже не началась.
Симукова обладала красивыми пропорциями тела. Особенно запомнилась она в позе «экарте а ла секонд»: тело танцовщицы развернуто по диагонали, нога поднята в сторону. Ногу Симукова поднимала высоко, а стопа с высоким «романтическим» подъемом придавала особую законченность и красоту всем ее движениям, всем линиям ее талантливого тела?. Она была очень поэтична на сцене, она была рождена танцевать.

По воспоминаниям художницы Зои Лымарь-Красновской, которая тогда училась в Ленинградском хореографическом училище имени А.Я. Вагановой на год младше Симуковой, Валя была тихая, приветливая девочка, соученицы ее любили. В школе на улице Зодчего Росси репетиционный зал с высоким потолком внутри окружен балконом как бы на уровне второго этажа. Зоя вспоминает, что когда репетировала Симукова, свободные от занятий ученики разных классов собирались посмотреть на нее: Валя была особенной, и это было сразу видно. Бросалась в глаза ее хрупкость и деликатность сложения. Именно эта хрупкость послужила почвой для трагедии.
Федор Лопухов (личность в русской истории балета не только уникальная, но и с трагической судьбой) писал о Симуковой уже после ее смерти: “Школа на улице Росси да и все балетные труппы Ленинграда были поражены ее могучим талантом. Но, восторгаясь талантом, педагоги школы по недальновидности не применили к этой девочке особой осторожности. Напротив, огромная нагрузка, общая для всех в школе, для нее была еще усилена. во внешности этой девушки даже мне, хореографу, а не врачу, была видна особая нежность, хрупкость структуры. Я не могу поставить случившееся в вину педагогам. Но убежден, что организм не смог бороться с корью, недугом, отнюдь не всегда смертельным, потому что был ослаблен непосильной нагрузкой” (Федор Лопухов «Хореографические откровенности», Москва, 1967 год, стр. 167)
Любитель балета, постоянный зритель ленинградских спектаклей того времени Дмитрий Черкасский в изданных им воспоминаниях пишет: «…не исключено, что нетерпеливый педагог не рассчитал нагрузку талантливой ученицы…» («Записки балетомана», Москва, 1994 год, стр.143).

Понятна деликатность высказываний Лопухова: трудно бросать в лицо педагогам страшное обвинение, понимаю нежелание обвинить их впрямую в смерти девочки. Но сегодня, по прошествии стольких лет, пора все-таки рассказать эту историю с большей определенностью. Не было этих безликих «педагогов», судьбой Симуковой распоряжался один «нетерпеливый педагог» – Наталья Дудинская.

Естественно, она не предвидела трагической развязки. Дудинскую интересовала только одна судьба и одна слава — ее собственная. Поэтому и судьба ученицы интересовала ее только в связи с собственной судьбой. Покинув сцену, Дудинская начала преподавать в Хореографическом училище. «Конечно, чтобы стать выдающимся педагогом, надо иметь педагогический талант. Дудинская им не обладала», — справедливо замечает Черкасский. Но зато она обладала гениальным умением организовывать видимость славы и успеха. Став педагогом, она начала отбирать в свой класс (она преподавала в последних классах школы) наиболее талантливых учениц. Дудинская ошибочно считала, что талант ученицы — свидетельство ее таланта педагога. Школа не создает таланты. Если бы мать Михаила Барышникова не привела его в балетную школу, никакой великий педагог не создал бы гениального танцовщика из другого, посредственно одаренного. Педагоги только обучают и шлифуют талант. Как писал Лопухов в той же книге: «Бывает, что педагог не выдерживает искушения прихвастнуть тем, что подающая надежды танцовщица — его ученица… Кстати, ни Легат, ни Ваганова никогда не щеголяли фразой «мой ученик», «моя ученица». Я, по крайней мере, ничего подобного из их уст не слышал. Не хочу как-либо обидеть так называемых последователей Вагановой… В их работе нет злого умысла, но, увлекаясь дарованием ученика, они переоценивают его физические возможности или просто не задумываются о них, меряя по собственной мерке… Нагрузка, которую могла выдержать Дудинская, оказалась бы вредной для многих других людей». Эта усиленная нагрузка как раз и сыграла роковую роль в судьбе Симуковой. Дудинская не стала осторожно и внимательно развивать талант ученицы, но , как неопытный садовод, насильственно раньше времени начала разворачивать лепестки этого экзотического бутона.

Дудинская дала Симуковой танцевать балеринскую партию в акте «Теней» из «Баядерки» на школьном концерте во время гастролей ленинградского Хореографического училища в Москве, когда ей было всего 16 лет. В театре рассказывали, что Лопухов сидел на генеральной репетиции этого концерта в Кировском театре. Он был изумлен талантом исполнительницы балеринской партии и спросил у сидящего рядом артиста: «Кто это?» Услышав, что танцует шестнадцатилетняя ученица школы, Лопухов довольно громко выразил свое негодование: «Кто этот преступник, который дал девочке танцевать такую сложную партию?» Затем Дудинская стала занимать Симукову в балетах Кировского театра.

Все эти работы сверх школьной программы и привели к увеличению физической нагрузки, о которой писал Лопухов, а ряд трагических обстоятельств – к трагической развязке. Я не помню, танцевала Симукова роль Принцессы Флорины в «Спящей красавице» на сцене Кировского театра или нет, но ее решили заснять в этом дуэте для телевизионной программы. Была ли она уже больна или, как вспоминает Лымарь-Красновская, она заболела после съемки, но нужно было доснять какую-то часть дуэта, словом, факт остается фактом: Дудинская отправила больную девочку с температурой 39 градусов по Цельсию на съемку, причем съемка происходила ночью.
Дома тоже все сложилось неблагополучно. Мама девочки уехала в деревню на похороны кого-то из своей родни. Дома был только отец, который целый день находился на работе и не сразу обратил внимание на то, что дочь больна (?!) В школе только через три дня спохватились, что девочка не ходит в школу. Три дня Валя лежала с высокой температурой одна дома. Кто первым вызвал врача – не знаю. Возможно, отец, возможно, позвонили из школы, возможно, вернулась мать. Словом, только через три дня Валю отправили в больницу «Боткинские бараки», где лечили больных с заразными болезнями: у девочки нашли корь. В палате мест не было, и Валя лежала в коридоре, где ее еще и продуло. Тут уже Дудинская забеспокоилась, достала заграницей какое-то нужное лекарство. Но было уже поздно: Валя Симукова умерла даже не от кори, а от воспаления мозга, который развился в результате запущенной болезни. Ослабленный организм не справился.
Лымарь-Красновская вспоминает, что гроб с телом Симуковой был выставлен в главном репетиционном зале, ученики и педагоги приходили прощаться с девочкой. Симукову похоронили на Богословском кладбище, смерть девочки всех потрясла. Дудинская поставила на могиле памятник, который выполнил известный советский скульптор Янсон-Манизер: мраморная стела с контуром танцовщицы в арабеске. В городе история Симуковой получила широкую огласку. Педагог посмертно постаралась загладить свои вины, «вольныя и невольныя» перед общественностью и, вероятно, перед самой собой…

От короткой жизни Вали Симуковой осталось несколько фотографий, сделанных фотографом Училища. В 1967 году в Англии вышла книга Ольги Спесивцевой: «Техника балетного артиста». Редактор Джоан Лоусон привезла рукопись в Ленинград и показала Дудинской, та предложила в качестве модели для иллюстраций свою ученицу — Симукову (по свидетельству критика Вадима Гаевского в его статье «Возможность», напечатанной в газете Мариинского театра №№ 2-3 за 2003 год). Но фотографии девочки, снятые в классе, к сожалению, не передают очарования ее таланта.
А что же стало с той роковой ночной съемкой дуэта из «Спящей красавицы»? Гаевский приводит в своей статье воспоминания Анны Нехендзи, хранительницы Театрального музея, которая присутствовала на съемке. По словам Анны, она слышала, что пленку уничтожили, «смыли», потому что значения ей не придавали, а хранить было негде…